Поэт Александр Сергеевич Пушкин знаком и любим нами со школьных времён, ведь заучивать «Мороз и солнце; день чудесный» доводилось каждому. Но так ли много мы действительно знаем о «Солнце русской поэзии»?
В преддверии «Пушкинского дня», который отмечается в России 6-го июня, мы побеседовали с доктором филологических наук, профессором ВГУ Андреем Фаустовым – о важности Пушкина в российской культуре, неочевидных шедеврах автора и современном русском языке, который, по устоявшемуся мнению, начался именно с произведений Александра Сергеевича.
– Насколько оценён русский классик?
А. Ф.: О Пушкине (как и о Шекспире или о Гёте, или о Достоевском) сказано уже безмерно много – до такой степени много, что регулярно появляются целые монографии, обозревающие и обобщающие написанное иногда даже об отдельных произведениях. Но переоценить классиков нельзя, иначе мы и не считали бы их классиками. Другое дело, что все это чревато превращением их в мёртвые памятники самим себе, интересные лишь учёным, которые строят на подобных кладбищенских заботах свои профессиональные карьеры. Показатель того, насколько классики живы (а значит – оценены), – то, читают ли их так же, как литературные новинки, и появляются ли какие-то неожиданные интерпретации классических текстов на театральных подмостках или на киноэкранах. Критерий здесь один – живая реакция. И в этом смысле хочется верить, что с Пушкиным пока еще всё в порядке.
– Действительно ли Пушкин «наше всё»?
А. Ф.: Замечательный философ и публицист первой волны русской эмиграции Георгий Федотов одну из своих статей о Пушкине парадоксально назвал так – «Певец империи и свободы». Действительно, в мире Пушкина присутствуют два этих предела русской истории, её «всё», но они не пребывают в неподвижном сочетании друг с другом. Сама имперская власть для Пушкина – это не подавляющая и ко всему подозрительная мощь государства, а то, что, возвышаясь над любыми законами, способно на дружелюбное милосердие к падшим и заблудшим, вообще к ближним. В позднем стихотворении «Пир Петра Первого» именно это вменяется первому русскому императору в качестве главной его заслуги: «И прощенье торжествует, как победу над врагом». За весёлым и светлым пиром, который устраивается в стихотворении в честь виноватого, сквозит евангельский образ пира – свободного и открытого для всех.
– С кем из современных авторов можно сравнить Александра Сергеевича?
А. Ф.: Никто не вспоминается – ни по масштабу, ни, главное, по тому уникальному сочетанию свойств, которые у Пушкина были, – вроде одинаково виртуозного использования возможностей поэзии и прозы или гигантской концентрации смыслов на небольшом пространстве текста. Строго говоря, у Пушкина никогда не было никаких наследников, хотя иногда появлялись те, кто на этот титул пытался претендовать или кому его присваивали. Я думаю, что в истории русской литературы был только один писатель, в творчестве которого воплотилась комбинация качеств, отчасти пересекающихся с пушкинскими. Это Мандельштам.
– С каких произведений стоит начать читать Пушкина?
А.Ф: Сильно зависит от возраста. Но, в любом случае, никакого правильного списка здесь нет и быть не может. К примеру, в детстве вполне можно начать со «Сказки о царе Салтане…» – истории о том, что в мире возможны незаслуженные чудеса и бескорыстная благодарность. В юности для такого первого знакомства может подойти «Метель», в которой действие крутится вокруг мысли о непредсказуемости счастья и судьбы. А в более зрелом возрасте для начала можно прочитать, скажем, «Моцарта и Сальери» – драматический опыт о том, насколько человек в состоянии выбраться из нарциссического плена и признать себя таким, каков он в действительности есть.
– Правильно ли в школе читать «Капитанскую дочку»?
А.Ф.: Почему бы и нет? Это такой вопрос, который можно применить едва ли не к любому классическому тексту, входящему в школьную программу. С одной стороны, всегда есть опасность, что преподавание оставит на нем сомнительный отпечаток, который потом будет только мешать восприятию. С другой стороны, может ведь и повезти, и тогда произведение (в том числе и «Капитанская дочка») будет навсегда с тобой уже смолоду.
– Есть ли неочевидные произведения автора, которые надо прочитать?
А.Ф: Вопрос в том, для кого и в каком смысле неочевидные. По большому счёту, ничего или почти ничего самоочевидного у Пушкина нет (на то он и гений). А потому, соответственно, читать необходимо всё или почти всё. Можно было бы, конечно, провести социологический опрос и, выяснив, что вообще сейчас из пушкинских произведений обычно читают, узнать о каких-то особо зияющих пробелах. Вдруг окажется, к примеру, что пропускают самую великую из пушкинских поэм – «Медного всадника». Но такое предприятие – специальная научная задача.
– Правда ли, что Пушкин – родоначальник современного русского литературного языка?
А.Ф.: Правда, и это подтвердит любой историк языка. Но от такого вопроса в особенности хочется – в подражание Пушкину – отшутиться и сказать что-нибудь вроде: раз Пушкин «наше всё», то до него у русского человека ничего и не было. Кроме, возможно, разбитого корыта.
