Профессор юридического факультета Василий Фёдорович Зудин (1920–1999) родился в селе Дмитриевке Скопинского района Рязанской области. На срочную службу в РККА был призван в ноябре 1939 года. Воевал на Сталинградском, Юго-Западном, 4-м Украинском, Белорусском и Прибалтийском фронтах. Был дважды тяжело ранен. Демобилизован в августе 1945 года в звании лейтенанта административной службы. Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалями «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и др. Специалист по уголовному процессуальному праву и криминалистике. Внёс большой вклад в развитие теории и практики фотографии как неотъемлемой части судебной экспертизы. Специалист в области проблем уголовного процесса, криминологии и криминалистики. Автор более 70 научных трудов, в том числе монографий и учебных пособий. Один из разработчиков следственного горнотехнического ранца (одного из видов дорожной сумки следователя, в которой содержится всё необходимое для работы на месте преступления).
«Мне двадцать два года, в петлицах – два красных треугольника (то есть я – сержант), служу старшим писарем секретного сектора четвёртой разведэскадрильи, приданной 2-му стрелковому корпусу.
Дивизия наша стоит в белорусском городке Щучине, километрах в шестидесяти от границы. Это недалеко от Гродно, где расположен штаб корпуса.
…В Гродно я и отправился во второй половине дня с секретным пакетом, запрятанным под гимнастёрку. Пакет я должен передать командиру корпуса генерал-лейтенанту Егорову.
Прибыв в штаб, заметил необычную суматоху. Пакет пришлось вручить не командующему (как обычно), а его адъютанту. Признаться, до сих пор не знаю, чем была вызвана та неразбериха – то ли тем, что корпус передислоцировался в летние лагеря, то ли командование что-то знало. Передав пакет, я на мотоцикле вернулся в часть. 22 июня, в воскресенье, наша эскадрилья должна была играть в футбол с местной командой. Мне отводилась роль левого крайнего.
Не знаю почему, ночью спал плохо. Шум моторов в пятом часу утра услышал сразу. Со стороны аэродрома раздались взрывы. «Ученья, что ли, идут?» – подумал я. Оказалось – война. Почти все разведсамолёты Р-7 и Р-5 были уничтожены. Огромные потери и в личном составе. А часов в десять-одиннадцать эскадрилья фашистов обстреляла территорию штаба.
Первые пулемётные очереди застали меня с моим другом Лёней Суворовым в саду. Мне казалось, что все пули летят в меня. Щелчки пуль от ударов в толстенные многовековые липы, за которыми мы с Лёней прятались, отдавались, кажется, в самом сердце. Один заход, второй, третий… «Господи, когда же это кончится?», – думал я.
Наконец, самолеты улетели. И только тогда мы с Лёней посмотрели друг на друга и увидели самих себя – бледных, растерянных, показывавших друг на друга пальцами – вот, мол, какие вояки. Стоим, хохочем… Синее безоблачное небо, солнце. Тишина. Невообразимая тишина. И в этой тишине – хохот двух перепуганных парней.
Да здравствует жизнь!
А потом мы жгли документацию.
– А чего её сжигать-то, – заартачился я. – Ничего в ней секретного нет.
– За невыполнение приказа командира в военное время – расстрел, – потянулся к кобуре старший лейтенант Иван Сидоркин, заведующий делопроизводством. – Выполняйте!
– Есть выполнять! – вытянулся я.
Все уехали, а я с Валентином Поповым и Лёшей (признаться, забыл фамилию) стали стаскивать мешки с бумагами в одну из воронок.
Снова появились гитлеровские самолёты, но теперь мы их уже не боялись – сноровисто укрывались среди деревьев. Подтащили бочку с бензином и подожгли.
Пользуясь паузой, я вырвал листок из блокнота и написал нечто, напоминающее письмо запорожцев турецкому султану. Надолго отступать я не собирался. Думал, через недельку-другую вернёмся. Поэтому, засунув письмо в бутылку, закопал тут же под деревьями. Потом забежал в Ленинскую комнату и сорвал свою фотографию с Красной доски. Часового оружейного склада 37-го стрелкового полка упросил дать мне оружие (конечно, это нарушение Устава караульной службы, но до уставов ли тут!). В общем, обзавёлся винтовкой СВТ (самозарядная винтовка Токарева – довольно неудачная конструкция, от неё быстро потом отказались), наганом и патронами, которыми я набил противогазовую сумку. И бросился со своими помощниками догонять часть…
Спустя тридцать лет после войны я вновь побывал в тех местах: хотел отыскать закопанную бутылку с письмом – где там! Подрос лесок. Приметы оказались ненадёжными… Вот так началась для меня война».
